— Полагаю, сэр, у нас осталась старая туннельная машина на борту «Мементо Мори», — напомнил второй техножрец.
— «Термит», — вспомнил Костеллин. — Но его двигатели очень шумны. Если эти туннели проходят так близко один от другого, как говорит губернатор-генерал, разумнее было бы использовать небольшое количество подрывных зарядов.
— Выгрузите «Термит» с борта транспорта, — приказал полковник адъютанту. — На всякий случай. А пока, генерал Хенрик, не могли бы вы найти мне несколько подрывных зарядов, и с помощью солдата Сорисона скорректировать самые новые карты этих туннелей, которые есть в нашем распоряжении… Майор Альфа, думаю, следует взять на это задание один взвод гренадеров из вашей роты и еще один — из роты «Гамма», а командование ими примет…
Костеллин напрягся, увидев, что взгляд полковника остановился на нем.
— Комиссар, я знаю, что не могу приказать вам идти на это задание, но после наших потерь на Даске вы — самый опытный офицер в полку.
Едва ли эта просьба могла считаться беспрецедентной, и Костеллин определенно был не из тех, кто отсиживается в кабинете за столом, когда идет бой. Однако он привык сам выбирать, в каком бою сражаться, и уделял значительно больше внимания возможности выжить и сразиться в другой раз, чем офицеры Корпуса Смерти. И никогда до этого он не сражался с некронами.
На секунду он подумал, что полковник делает это преднамеренно, чтобы избавиться от комиссара, готового оспаривать каждое его слово. Казалось, он особо выделил слово «опытный», словно намекая на долгий срок службы Костеллина, намекая, что более храбрый человек давно бы уже был убит.
— И, само собой разумеется, — сказал полковник, — вы не откажетесь сослужить важную службу Императору.
— Ну, если вы так ставите вопрос, — произнес Костеллин, сжав губы и со злостью чувствуя почти осязаемое ожидание офицеров вокруг, — то как я могу отказаться?
СОВЕЩАНИЕ на следующее утро было напряженным. По крайней мере, так показалось Костеллину.
Они обсуждали расчет времени на операцию, и решили — или, точнее, решил полковник-186 — что приступить к выполнению следует через два дня, когда некроны, как ожидалось, будут заняты защитой генераторума на юге от артиллерии 103-го полка. Диверсионная группа Костеллина должна проникнуть в туннели насколько возможно глубоко и ждать сигнала полковника.
Их атака должна была проводиться одновременно с бомбардировкой западного генераторума. Костеллин должен был признаться себе: полковник сделал все возможное для успеха операции. С милостью Императора у них может получиться войти в город и выйти из него, не встретив ни одного некрона.
«Возможно», подумал Костеллин, «но крайне маловероятно».
В конце концов, они решили взять «Термит». У Хенрика еще не было обновленной карты туннелей, и Хенрик неохотно признался в том, что Костеллин подозревал с самого начала: память бывшего управляющего рудником не столь надежна, как хвастался губернатор-генерал. «Термит» должен предоставить им больше возможностей, если они вдруг повернут не в тот туннель, хотя в машину могли поместиться не больше десяти солдат, и большинству гренадеров придется следовать за «Термитом» пешком.
Сопровождать комиссара на это задание должны были два взвода гренадеров, и полковник назначил на вечер предварительный инструктаж. Костеллин провел большую часть послеполуденного времени, размышляя над вдохновляющей речью, которая, как он знал, вряд ли понадобится, разбирая и смазывая цепной меч и плазменный пистолет и произнося необходимые литании, чтобы успокоить машинных духов.
Следующим утром он стоял в космопорту, приготовившись встречать прибывших новобранцев с Крига. Они четким строем маршировали по трапам из отсеков десантных кораблей, превосходно обученные, неотличимые в своих шинелях и противогазах от любого из ветеранов Корпуса Смерти, с которыми служил Костеллин. Как всегда, когда в космопорту приземлялся корабль, начались беспорядки среди беженцев в лагере на холме, вспыхивавшие из-за подозрения, что лорды и высокопоставленные чиновники опять будут эвакуироваться прежде всех остальных. Однако новые криговские рекруты пришли на помощь с трудом справлявшимся полицейским, и беспорядки были быстро и жестоко подавлены.
— Они великолепны, не правда ли? — сказал комиссар Мангейм, подойдя к Костеллину.
— Да, иного я и не ожидал, — согласился Костеллин. — Если не думать, через что они прошли, чтобы оказаться здесь.
— Прошу прощения? — удивленно произнес Мангейм, но Костеллин не ответил. Он вспоминал свой единственный визит на Криг девятнадцать лет назад. Тогда он думал, что это хорошая мысль, возможность лучше понять своих подчиненных. Надев противогаз, он сошел с трапа на выжженную мерзлую землю Крига, враждебную всем формам жизни. И все-таки жизнь существовала здесь.
Костеллин знал, что война на Криге давно закончилась, и ожидал, что экосистема как-то начнет восстанавливаться. Но когда он путешествовал по Кригу под нейтральным флагом, лица в противогазах смотрели на него из траншей, протянувшихся, словно кровавые шрамы, по всей поверхности планеты. Взрывы снарядов выбивали новые воронки в истерзанной земле, поднимая огромные тучи пепла в воздух, и так загрязненный до предела.
Люди Крига продолжали сражаться, но теперь не для того, чтобы решить свои идеологические разногласия. Теперь каждый из них стремился доказать, что он достоин умереть за Императора.
— Вы должны были видеть их прошлой ночью, — восторженно заявил Мангейм. — Я имею в виду, мой полк, 42-й. Как ни бросались на них некроны, они продолжали держаться. Они были несгибаемы. Даже я… когда я увидел этих вурдалаков, мне стало страшно, признаюсь вам, но Корпус Смерти… они ни разу не дрогнули, не поколебались…
— И 1800 солдат было убито, — заметил Костеллин.
— Ну… да. Но по нашим оценкам…
— Вы ожидали потерять больше. Вы думали, что потери составят три-четыре тысячи, но и это было бы приемлемо в случае победы. Приемлемые потери. Это происходит скорее, чем вы думаете, не так ли? Я иногда и сам поступаю так же.
— Что?
— Начинаю видеть в них только цифры. Разделяю то равнодушие, которое люди Крига испытывают к собственной жизни. Видит Император, так легче.
— Я об этом не думаю, — сказал Мангейм. — Некроны — угроза не только для этого мира, но и для всего Империума. С ними надо бороться.
— Посмотрите на них, Мангейм. Посмотрите на этих солдат, попытайтесь заглянуть за их маски. Они только что с Крига, вы знаете, что это значит? Что им по 14–15 лет, и почти все, что они видели — это война.
— То же самое на многих планетах, — возразил Мангейм. — Конечно, на Криге условия более суровые, чем на большинстве других миров, и это порождает определенный тип личности.
— Нет, — тихо сказал Костеллин. — Это мы делаем их такими.
Первый и самый небольшой контингент криговских новобранцев, судя по шинелям более светло-серого оттенка, предназначенных для 103-го полка, построился на площадке, и офицеры повели их в полк.
— Может быть, вам стоит сделать то же, что сделал я, — сказал Костеллин. — Посетить Криг и увидеть все самому. Вы увидите, что эти люди не бесчеловечны, просто их такими сделали.
— Не уверен, что вижу разницу, — ответил Мангейм, но мысли Костеллина снова ушли далеко в прошлое, вернувшись к кирпичным туннелям и духоте бесконечно переработанного воздуха. Ни до того, ни после он не видел, чтобы столько людей обитали в таком тесном пространстве. В основном это были женщины, большинство из них — с детьми, и все они проводили жизнь в химическом ступоре. В этих подземных лабиринтах не было необходимости носить маски, но граждане Крига все равно носили их.
— Возможно, — вздохнул он, — если бы я высказался… И тогда, как и сейчас, я был уверен в том, что никто не захотел бы слушать меня. Я говорил вам, Мангейм, еще тогда, на корабле, что Корпус Смерти Крига — ценный ресурс для Империума, идеальные солдаты. Вопрос в том, сколь многим мы готовы пожертвовать ради этого идеала? Сколько еще ужасов мы должны не замечать?