Он снова двинулся, продвигаясь по узким, извилистым улицам колонии. Оставшиеся следопыты тау держались близко за ним, в этом он был уверен. Теперь это была гонка, настоящее соревнование, который из видов обладал лучшими умениями и стойкостью. Спустя короткое время он был уже за пределами города и пробивался сквозь сгущающиеся джунгли. Он пытался идти самой запруженой дорогой, что мог найти, но его голова начала затуманиваться. Он прислонился к дереву, задыхаясь. Порезы на его груди были мелочью, но дыра в локте почти покалечила его. Из раны текла кровь. Его правая рука выглядела так, будто ее окунули в красную краску. Он использовал головную повязку в качестве повязки и продолжил путь.

Почти к полудню Михалик добрался до точки отхода. Остаток утра он пытался обнаружить следы преследования — треснувшая ветка там, запах чужака в ветре здесь. Но сейчас было тихо. Сквозь деревья он видел «валькирию», что привезла его и других. Ее задний люк был открыт, гостеприимный, как объятья матери. Он был уже кончен, он знал; он был вымотан, голоден, обезвожен, обескровлен и обожжен. И все же, все было почти кончено. Он хромая вышел на поляну и двинулся к транспорту.

Михалик был в нескольких шагах от аппарели, когда на него обрушились энергетические заряды тау. Они прилетели со всех сторон, поразив его в грудь, спину, руку, бедро и голову. Мир исчез в очереди белых вспышек, и он упал на землю джунглей. Он туманно заметил, что пропала часть его левой ноги, но это почему-то казалось несущественным. Он слышал, как маленькие ксеносы движутся к нему по траве, подходя то ли для того чтобы убедиться в его смерти, то ли чтобы добить. Он лежал тут секунду, лицом в грязи, думая, какая совершенная это была засада. Потом он с болью поднялся, потому что когда это случится, он решительно собирался стоять на ногах.

Пятеро чужаков-следопытов стояли вокруг него грубым кругом, их оружие было поднято. Их броня, всего-лишь нагрудные защитные пластины и усиленные перчатки, была красной, не цвета охры; лучший цвет, чтобы слиться с небом планеты. У нескольких на бронежилетах были черные царапины, что, как он догадался, было следами последней героической битвы Ковона. Гребни их шлемов были коническими, с одинокими красными линзами, что бесстрастно рассматривали его. Их винтовки были короткими и обрубленными. Михалик кивнул с подсознательным одобрением. Легкая броня для мобильности и короткие карабины, чтоб не застрять в зарослях или щебне. Эти синенькие точно не были обычными солдатами; они были спецами. Он наконец нашел своих чуждых коллег.

— Отлично сработано, — прохрипел он. — Я использовал все трюки, что знаю, чтоб замести следы, и вы все же меня выследили. Превзошли меня. Вы, парни, хороши, без вопросов. Вы, наверное, лучшие в армии.

Один из тау что-то сказал. Для ушей Михалика это прозвучало коротко и отрывисто, словно треск дров в костре. Он не говорил на их языке и не знал, хвалят они его или проклинают. Не имело значения.

— Взять их! — прокричал он.

Все Тау были мертвы. Некоторые были застрелены в грудь, иные в голову. Их тела одновременно упали на землю, и эта слаженность заставила Михалик неконтролируемо расхохотаться. В конце концов, для синих ведь так важно было единство.

Вокруг него дюжина катаканцев спрыгивала с укрытий в ветвях деревьев. Трое из них побежали к Михалику, опуская его на землю и начиная обрабатываеть его раны пакетами и тканевыми повязками.

— Вы сняли их всех? — сумел спросить Михалик. Припадок истерического смеха закончился так же быстро, как начался.

— Каждого, — ответил самый молодой из его помощников. — Вы вывели их прямо на нас. Как вы и сказали.

Михалик закрыл глаза. Таблетки не только уносили его боль, они туманили и отстраняли его тело. Он едва заметил, как братья по оружию уложили его на носилки и отнесли в «валькирию». А потом они поднялись в воздух, повисая над кронами деревьев тропического леса. Юный помощник нагнулся к нему, проверяя пульс.

— Сэр, можно что-то спросить?

Голос Михалика был неясным и скрипучим:

— Что?

— Синенькие. Он будут нас искать за то, что мы сделали?

— Уверен, что попытаются. Но не найдут. Не смогут нас достать. Мы убили лучших, что у них были.

Мальчишка кивнул, а потом спросил:

— Как вы узнали? Я имею в виду, как вы узнали, что это все была ловушка?

Михалик пытался сконцентрироваться на мальчишке. Он был едва на несколько лет старше возраста инициации, подумал Михалик. Его кожа была сравнительно чиста от шрамов, а щетина на лице — мягкой. На нем был красный шарф, но ему явно многому следовало выучиться.

— Это было в файлах, — сказал Михалик. — Об их военной доктрине. Знаешь, как тау зовут свои боевые роты?

Мальчик покачал головой.

— Охотничьи Кадры. Они считают, что ведут род от великих охотников. Когда я это прочитал, я понял, что они просто устанавливают ловушку, чтобы поймать лучших из нас.

— Но вы повернули это против них, — мальчишка улыбался с внезапным пониманием. — Вы оставили нас на посадочной площадке, чтобы убить их, когда они отойдут достаточно далеко от базы, и выставили себя приманкой.

Михалик внезапно вспомнил о словах старого Кирсоппа; неважно, что придется тебе перенести, если действия, в итоге, окажутся эффективными.

— Я к этому привык, — холодно сказал он.

Михалик закрыл глаза и начал ускользать в сон. Он поспит несколько часов, сказал он себе, а потом вернется к работе. Теперь он был самый старший офицер сопротивления, и ему следовало организовать восстание.

Крис Доус

Элизийские десантные полки

Уста Хаоса

Порывы непригодного для дыхания воздуха ревели в ушах Захарии, дребезжа тонированным визором высотного шлема и затуманивая зрение гвардейца. Прямо под ним, на двухкилометровой высоте, больше восьмидесяти элизийцев в плотном строю неслись к разинутой пасти Ризга-сити. Капитан четвертого взвода, выделявшийся среди бойцов красной каемкой продольной желтой полосы на шлеме, командовал десантированием из нижнего ряда, ловко и быстро жестикулируя руками в перчатках.

В громогласном реве невозможно было нормально пользоваться воксом, поэтому ветеран-сержант отключил связь в шлеме; теперь вместо болтовни и статических помех он слышал только собственное дыхание, натренированное и ритмичное. Несмотря на толстый термокомбинезон с подкладкой, руки элизийца мерзли от леденящего холода и «распластанной» позы, принятой сразу же после прыжка из десантного корабля. Она повышала устойчивость полета и снижала скорость падения, но за это приходилось расплачиваться въевшейся в кости усталостью, не оставлявшей бойца ещё долгое время после приземления. Сброс над зоной боевых действий представлял опасность сам по себе, а период восстановления после посадки являлся проблемой, которую немногие не-элизийцы способны были понять или принять во внимание.

К счастью, Захария знал, что может положиться на свою ветеранскую команду. Специалисты в различных вооружениях, они присматривали друг за другом — не забывая и о себе — с той секунды, как выпрыгнули из трюма высотного транспортника «Валькирия». Ветеран-сержант осторожно глянул влево, так, чтобы ненароком не вывихнуть шею, подставившись под безжалостный воздушный поток: подрывники Адуллам и Беор снижались элегантно, несмотря на пристегнутое к телу оружие и порывы ветра, яростно трепавшие темно-оливковые комбинезоны. Справа летели к земле Сояк, Коарто и здоровяк Мелнис, которые без видимых усилий сохраняли между собой идеальную дистанцию, словно бы не обращая внимания на предельную скорость полета.

Снова посмотрев вниз, ветеран-сержант увидел картину, полностью совпадавшую с той, что демонстрировалась в комнате для инструктажей «Уничтожения» несколько кратких часов тому назад. Огромная долина, напоминавшая по форме миску, вырастала перед элизийцем в резком утреннем свете; её высокие внешние стены покрывали борозды, наследие эпох вулканической активности, а внутри лежала столица планеты. Ризга была уродливой черной планетой, такой, что Хаос без труда признал бы её за свою. В гигантских тенях, отбрасываемых лучами медленно восходящего солнца, окружность кратера казались пастью, полной сломанных зубов.