— Я вас понял, майор. — ответил полковник Кабанов.
Капитан Груков добавил:
— Не могу смириться с идеей, что мы просто так позволим зеленокожим войти в город. Меньшее, что мы можем сделать, это оставить им парочку сюрпризов, ваше мнение? Что помешает им последовать за нами в Налич и атаковать в то же время, что и повстанцы?
Кабанов нахмурился:
— Теперь, когда Баран пал, генерал Властан уверен, что орки прекратят продвижение через варанезианские скалы. В Наличе будет устроен перевалочный пункт для наших сил, поэтому командование 12-ой армии решило, что в Коррисе останется одна рота, для сохранения нашего присутствия в городе. — полковник сделал паузу. — Этой чести удостоилась пятая рота капитана Себастева.
— Во имя Трона! — воскликнул Груков. — Со всем уважением, сэр, вы шутите. Всего одна рота?
— Действительно честь. — сказал майор Галиполов, ударив по столу. — Чёрт, это же смертный приговор!
Заговорили все, выражая свой протест. Лишь члены комиссариата и культа механикус сохраняли молчание, скрывая свою реакцию, даже если она и была.
Себастев не уверен в своих мыслях и чувствах. Одна рота, даже его выдающаяся пятая рота сможет выдержать небольшую атаку, если восполнить потери, но атаку орков, как сегодня…
«Итак, подумал Себастев, голубая кровь сделала свой ход. Я знал, что рано или поздно этот момент наступит».
Не в первый раз Себастев желал никогда не давать того обещания Дубрину, но тогда его друг умирал. Что он мог тогда сделать кроме клятвы на Третис Элатии, что от поведёт роту Дубрина к славе и чести? Что он мог дать им в этой смертельной кампании? А из-за каких-то людей, которые пекутся о своей родословной, военных политиканов и Трон знает кого еще, вся рота Себастева должна будет выстоять или умереть.
Остальные офицеры переговаривались между собой. Их этой какофонии невозможно было выделить отдельный голос.
Полковник Кабанов поднялся на ноги, его стул упал на холодный деревянный пол. Его сжатые кулаки с такой силой ударили по столу, что тот хрустнул.
— Всем замолчать! — крикнул он. — Я еще не закончил, Трон подери!
Голоса мгновенно утихли. Себастев, Галиполов и остальные смотрели на своего командира. Его глаза горели под кустистыми седыми бровями и, казалось, искрятся энергией. Это и был Максим Кабанов, грозный Белый Кабан и человек, обладающий наибольшим количеством наград в шестьдесят восьмом полку Первенцев, бывший чемпион полковых военных игр и отличный игрок в щссищл-въяр. Недооценивать или игнорировать — большой риск.
Полковник Кабанов всматривался в лица людей не решаясь заговорить. Тишина завладела комнатой, только жужжание светильников над головой и мягкое гудение полевого когитатора в дальней стены, нарушали её.
— Коррис будет удерживать не только пятая рота. — сказал полковник сквозь сжатые зубы. Его взгляд переместился на Себастева. — На время передислокации, командование над нашими основными силами примут комиссар-капитан Ваун и майор Галиполов.
— Я, полковник Максим Кабанов, останусь, чтобы возглавить пятую роту.
Глава IV
Полу разрушенный и покинутый город Коррис купался в редких лучах солнца. Над головой, в синем небе, лениво плыла по дуге сфера гамма Холдаса, превращая снежные поля вокруг города в бесконечный, сияющий светом ковёр. Люди Себастева патрулировали город па́рами, они носили тёмные очки, чтобы избежать снежной слепоты, одетые на ноги ботинки прорезали глубокие колеи на сверкающей поверхности.
Многие старые дома обвалились под тяжёлой ношей снега, лёгшего на них за двести лет зимы. Из выщербленных и рассыпавшихся из-за частых обстрелов и бурь стен, во все стороны торчала покрытая красной ржавчиной арматура. Углы тех зданий, которые остались нетронутыми были закруглёнными и гладкими, как будто были отшлифованы. Порывы ветра несли частицы льда, которые стёрли все признаки резьбы, украшавшие раньше почти каждый дом.
То тут, то там ещё виднелись грубые очертания Имперского орла над дверными проёмами. Даниккин давно забросил Коррис, до наступления глубокой зимы, задолго до того, как восстание растеклось по планете. Ни один повстанец не тронул Имперские иконы, на них действовало только время.
Наконец, впервые за несколько недель, ветер успокоился и видимость стала гораздо лучше. Пятая рота оставила землеройные работы и заняла город. Лишь немногие были оставлены, чтобы защищать траншей от любых атак. В предгорьях Варанезианских скал полковник Кабанов разместил разведчиков, чтобы знать о любых признаках активности орков. Предположение Старого Голодяя, что орки прекратят попытки перехода через горы, казалось правдой.
Себастев чувствовал себя более комфортно учитывая возможность сражаться в городских условиях. Востроянские Первенцы были, наверное, лучшими бойцами в городах во всей Имперской Гвардии. Они были созданы для этого: с малых лет они тренировались в тесных казармах и учились сражаться в обороне на руинах старого факторума, коих на разбросано множество по всему их родному миру. Коррис идеально подходил для Себастева и его людей. Приказ Старого Голодяя почти не имел для них значения.
Последние два года домом для полковника Кабанова служил заброшенный особняк посла, который стоял на северной стороне центральной торговой площади. С момента прибытия шестьдесят восьмого полка, особняк служил для них штабом. Это был самый очевидный выбор, его превосходная конструкция выдержала самые ужасные зимние штормы и совсем немного была затронута эрозией. Полковые инженеры легко привели особняк в состояние пригодное для жилья, но не смотря на их отчаянные попытки, в нём было все ещё очень холодно, чтобы чувствовать себя в нём комфортно.
Сейчас Себастев был в этом здании, он стоял в обширном кабинете Кабанова, еще одетый в полное зимнее обмундирование и смотрел в лицо своему командиру.
Полковник Кабанов сидел за широким деревянным столом, вырезанным из даниккинской сосны. Поверхность стола была усыпана беспорядочно разбросанными рулонами карт и скрученными листами с сообщениями. С каждой стороны от него, тихо жужжа, стояли обогревательные катушки, они были придвинуты очень близко, чтобы давать максимум тепла. Обогреватели светились красным светом, попадая на лицо полковника он придавал ему почти здоровый вид.
— Три дня. — проворчал полковник. — Три дня прошло с момента отбытия полка, и третий день подряд вы мне приносите формальный протест. — нахмурившись, он посмотрел на Себастева. — Почему я должен это терпеть каждый день? Я не подпишу эти бумаги, вы это знаете.
— Несмотря на это, я не остановлюсь, сэр, — хмуро ответил Себастев. — по крайней мере до тех пор, пока вы не поймёте их смысл и не дадите им ход.
— Во имя Золотого Трона, какой вы упрямый и дерзкий, проклятье. Это дело рук Дубрина. С каждым днём вы все больше становитесь похожи на этого старого негодяя, Трон благослови его.
— Я восприму это, как комплемент.
— Это не был комплемент, чтоб вас разорвало. — сказал Кабанов, но его усы тем не менее поднялись от усмешки. — Старый добрый Алексос, да? Высокомерный, гордый, самоуверенный. Наверное, это можно сказать про всех востроянцев, проклятая наша гордость. Мне кажется я и сам являюсь её жертвой.
— Насколько я понимаю, сэр, — сухо ответил Себастев, — эта гордость и есть та причина, по которой вы остались с нами?
Полковник Кабанов не ответил. Вместо этого он поднял руку, чтобы пресечь все дальнейшие вопросы. Его пронял мокрый кашель, он прикрыл рот носовым платком. Потом он его сложил и вернул в карман.
Когда ему стало лучше, он навис над столом, посмотрел на Себастева и сказал:
— Я присоединился к пятой роте, потому что я хотел это сделать, капитан. Я никогда не оправдывался перед подчинёнными и не собираюсь этого делать сейчас. Я ваш командир, нравится вам это или нет, чёрт подери. И давайте закончим на этом.