Над ним возвышался Кабанов, с огнём во взгляде, готовый нанести смертельный удар.
Все до единого Первенцы остановились и неподвижно, словно статуи, наблюдали за происходящим.
Властан, напрягшись всем телом и чувствуя, как колотится сердце, смотрел в разъяренные глаза своего друга. Он видел в этом взгляде, как юноша медленно, постепенно берет под контроль ужасную ярость в своей душе, и понимал, что удара не последует.
— Нападение на другого офицера — тяжкое преступление, Максим, — тихо произнес Вогор.
— Я не поэтому передумал, — прошипел Кабанов сквозь сжатые зубы.
Выпрямившись, он отвернулся и продолжил долгий спуск по склону горы, ведя за собой измотанных, тягостно молчащих людей.
Бог-Император возвышался над паствой, громадный даже в просторном, словно пещера, внутреннем пространстве храма. По сравнению с ним самые крупные из людей казались микробами.
Конечно, это была всего лишь статуя, но она, несомненно, излучала силу, ощущаемую всеми собравшимися. Кончики лучей стилизованного ореола касались покрытого фресками купола в полусотне метров над беломраморным алтарем, сегодня покрытым ярко-красными шелками для поминальной службы востроянцев.
Пока архиерей Заразов, старший экклезиарх 12-й армии, гудел своим низким басом о честном служении и загробной жизни, Властан в оцепенелом молчании смотрел на золотой лик Императора, ожидая своей очереди взойти на кафедру.
Из собора вынесли сотни деревянных лавок, чтобы каждый солдат в Седдисварре, не находящийся в наряде, мог присутствовать на отпевании — хотел он того или нет. Почти две тысячи бойцов стояли в плотной толпе, молча вспоминая павших товарищей. Их дыхание повисало облачками пара в холодном воздухе огромного и поэтому промозглого собора.
— А сейчас, — произнес Заразов, — если генерал Властан изволит подойти к алтарю…
Оторвав взгляд от лика Императора, Вогор усилием воли заставил механическое кресло сдвинуться с места. Аугментический интерфейс у основания черепа преобразовал мозговые волны генерала в движения паучьих ног — пока машина шагала к алтарю, каждая металлическая лапа ударяла о мраморные ступени со звоном, громко отражавшимся от стен из серого камня.
Властан со злобой думал о проклятом лязге. Казалось, что он таким громким шумом проявляет неуважение к покойному, и переход до алтаря растянулся в целую вечность. На самом же деле, Вогор добрался до кафедры через несколько секунд и опустил взгляд на красную книгу, лежащую там.
Рядом с раскрытым томом стояла золотая чернильница с единственным белым пером. Медленно наклонившись вперед, генерал обмакнул его в чернила и начал писать так ровно, как только позволяло истерзанное тело.
Пока Властан аккуратно выводил каждую букву, он чувствовал на себе взгляды всех присутствующих. Одна пара глаз жгла генерала намного сильнее прочих.
Капитан Григориус Севастев, проклятый выскочка, стоял вместе с остатками пятой роты, вперившись в Вогора взглядом из переднего ряда. Старуха-инквизитор, которой недавно были приданы капитан и его люди, прислала и одного из гигантских Астартес, тело которого своими неестественными пропорциями напоминало статую самого Императора.
«Особая честь для тебя, Максим, — подумал Властан, — один из легендарных космодесантников пришел на твою поминальную службу. Но ведь… ты и сам был в какой-то степени легендой».
Закончив выписывать последние буквы, Вогор поставил перо в чернильницу и некоторое время сидел тихо и неподвижно, глядя на страницу красной книги.
Полковник Максим Кабанов, 68-й пехотный полк (699–767.М41), ПВБ.
Властан постоянно возвращался к первому из слов.
«Вот и всё, Максим, — думал он. — Генерал армии записывает имя полковника в Поминальную Книгу, и пятьдесят лет службы заканчиваются. Интересно, возмущался ли ты когда-нибудь, что я ношу четыре звезды, в отличие от тебя? Конечно, ты понимал, в чем дело, старина Тёркин всё разложил по полочкам в наш первый день».
Одна из бесполезных ног Вогора дернулась в кратком спазме, и генерал посмотрел вниз, на свое никчемное тело, в котором искусственно поддерживалась жизнь.
«Я никогда не испытывал к тебе ненависти, Максим. Ты дважды спас мне жизнь, хотя ко второму разу наша дружба давно закончилась. Порой я думаю, что тебе стоило бросить меня умирать… слабость, я знаю. Да и к тому же, это было бы не в твоем стиле — великий Белый Кабан своих не бросает, верно? Но, вот он я, а ты погиб. И для меня в этом нет никакой победы».
Отвернувшись от книги, Властан позволил лязгающим ногам механического кресла увести его по ступеням от алтаря. Генерал испытывал невыразимую злость, вот только не мог понять — на себя или своего старого друга.
Властан мысленно представил себе голос Максима.
— История осудит тебя, Вогор, — произнес он.
А потом исчез.
Архиерей Заразов подождал за кафедрой, пока не стихнут отголоски стальных шагов, а затем поднял руки и произнес:
— Одобренный псалом номер 266.
И холодный воздух наполнили скорбные ноты «Кантус Милитарис Деорум» [9] .
Мятежная зима
Раскол — дайте одному единственному миру избежать наказания и восстанут бесчисленные количества других миров, требуя религиозных и экономических свобод, более известных верным жителям Империума, как ересь и неблагодарность.
На Мире Даника семена неповиновения были посеяны в глубоких снегах ледникового периода, который разорял планету два столетия. Все началось, когда вулканическое извержение наполнило атмосферу пеплом и погрузило землю во тьму. Неожиданные климатические изменения уничтожили более половины людского населения и уменьшили производственные мощности планеты почти до нуля. В последующие годы, бессчетное количество раз один преданный губернатор за другим умоляли Администратум о помощи. В конечном итоге Администратум одобрил отсрочку выплаты Имперских сборов, но в более прямой помощи продовольствием и технологиями, было многократно отказано. Имперский казначей Даниккин говорил, что они были истощены компанией против ксеносов, проходившей в сегменте.
Когда ученые Даниккина наконец обнаружили начало медленного возвращения к более умеренному климату, население возросло до двух третей значения предшествовавшего катаклизму. Приблизительно 93 процента населения поддерживали открытое восстание против Империума. Центральной фигурой за всеми этими движениями был лорд генерал Грауш Ванадрассе, главнокомандующий Планетарных Сил Обороны Даниккина.
Ванадрассе достиг командования в возрасте 61-го года, потратив на карьерный рост всю жизнь. Через месяц после своего вступления в должность он повел свои силы на кровавый переворот против войск верных губернатору планеты. Он отпраздновал победу, переименовав свои силы в Армию Независимости Даникка. Чтобы убедиться в полном повиновении своему видению независимости планеты, он основал жестокую организацию из элитных офицеров, названную Специальной Патриотической Службой.
Агенты этой так называемой Специальной Патриотической Службы публично казнили легитимного Губернатора Планеты и его семью и послали официальную ноту об отделении в Администратум.
Два года спустя, в 766.MAI, лорд-маршал граф Харазан из Первенцев Востроянцев — в то время ответственный за всю наземную операцию во Второй Холдасской Войне — поддался давлению со стороны Администратума и согласился послать небольшой карательный отряд к Миру Даникка. Для этой цели была сформирована и развернута Двенадцатая армия, под руководством генерала Вогора Властана — человек, к которому Харазан предположительно имел немного подлинного уважения.
Двенадцатой армии было приказано раздавить повстанцев Даниккина, восстановить порядок и вернуться к действиям во Второй Холдасской Войне со всей возможной поспешностью. Как говорит старая пословица: немногие планы переживают первое столкновение с врагом.
Плохими были и погода, и повстанцы, Двенадцатая армия недооценила оба эти фактора. Но на Мире Даникка была и другая сила к которой генерал Властана и его гвардейцы были не готовы, сила, которая могла потребовать слишком много Первенцев, сынов Вострои.
Видите ли, старый враг прибыл туда первым.