Ставин кивнул. Его отец в то время был дружинником, прикомандированным к местным арбитрам. Его убили в бою. Это был поворотный темный момент в жизни Ставина, который погрузил его семью в нищету и отчаяние. Но это были его личные страдания. Ставин подавил их в себе и ответил:

— Это было одиннадцать лет назад, сэр. В конечном итоге их всех убили.

— Рад слышать. — сказал Свемир кивнув, — нельзя чтобы такие ублюдки разгуливали по Вострое. Хотя я признаю, что мои воспоминания о родном доме этих времен затухает. У тебя тоже такое скоро начнется. Сражаясь на стольких мирах…через некоторое время все битвы сливаются в одну. Кажется, что ты сражаешься всю свою жизнь, без перерыва. Но мне кажется, что так служба проходит легче. Полк становится твоим домом. — его голос стал тише. — Теряешь хороших друзей, мерзнешь в снегу, ожидая, когда же это закончится. Я буду рад убраться с этого куска камня, когда настанет время.

Ставину не нравился этот разговор о долгой службе в Гвардии. Он начинал думать, насколько далек он от дома и с нетерпением ждал возвращения к матери и брату. Они беспомощно наблюдали, как его тащит в свой грузовик ненавистный офицер-вербовщик Технократии. Но это было к лучшему. Они бы забрали его брата, настоящего Данила Ставина, если бы только узнали о подмене идентификационных карточек.

«К тому же, — подумал Ставин, — может быть этим офицерам было безразлично, кого забирать. Они просто выполняли план».

Иадор Ставин — это его настоящее имя. У него был старший брат, родившийся на два года раньше и с отставанием в развитии. Жизнь в гвардии была бы для Данила короткой и жестокой. Многие годы Ставин страдал от ночных кошмаров, в которых Данил попадал в недобрые руки ксеносов, еретиков или даже других солдат. Их мать тоже с трудом это выносила. Таким образом Идор стал Данилом, а Данил Идором.

«Теперь я борюсь с этими монстрами из снов, — думал Ставин. — Я не сожалею об этом, но в любом случае мне нужно найти путь, как вернуться домой.

Сержант Свемир ушел в свои мысли. Сейчас он из них вынырнул и приказал Ставину достать из медицинской сумки коробку с ампулами, он назвал её нартециум. Какой-то солдат ходил вокруг под воздействием эффекта от анестезии, ему нужно будет сделать еще один укол.

Когда он поднял пистолет для инъекций, сержант Свемир сказал:

— Целых двадцать лет в гвардии. Во имя Трона, как же течет время сквозь руки людей.

Наверное, Ставин выглядел испуганным, раз сержант, глядя на него, засмеялся и сказал:

— Ты думаешь это долго? Ты думаешь, надо было уйти после десяти? — он потряс головой, — Ты еще молод, сынок. Твои воспоминания о доме все еще остры. Дай время. Через десять лет с этого момента, когда придут бумаги — ты поставишь галочку так же, как это сделал я. Отдав такой кусок жизни службе Императору, не составит большого труда подписаться на это до конца жизни. Немного чувства вины все сделают. Я не смог бы уйти, зная, что мой брат, Первенец, продолжает сражаться. Уход в отставку из гвардии — это путь для трусов.

Челюсти Ставина сжались: «Я никогда не поставлю вторую галочку, — пообещал он себе, — если это то, чего от меня хочет Император, пусть он сгниет на своем Золотом Троне. Пусть называют меня трусом сколько им угодно, но так или иначе я вернусь на Вострою».

— Моя семья, сэр. — сказал Ставин. — Я хочу вернуться к ним. Я имею в виду, когда мой договор истечёт.

Сержант Свемир приготовился, чтобы сделать другую инъекцию, но остановился и встретил пристальный взгляд Ставина:

— Семья тоже важна для Востроянца. Хорошо, что ты испытываешь такие чувства. Подумайте о чести, которую оказываешь своей семье. Что еще кроме гордости может испытывать мать Востроянца, зная, что её сын служит в лучшем полку Имперской Гвардии? — он обвел руками помещение и сказал. — Они все покинули свои семьи. Они все принесли ту же жертву, что и ты. После двадцати лет в Шестьдесят восьмом они теперь моя семья. И твоя тоже. Ты еще слишком молод, чтобы понять это.

«Нет, подумал Ставин, я не такой, как они. Я не Первенец. Моя семья в улье Цурка.»

По металлической лестнице, ведущей с нижней палубы, зазвучали шаги и Ставин знал, даже не глядя, что это комиссар Шариф. Секундой позже появилась знакомая черная фуражка, за ней и вся черная форма. Кариф подтянулся на поручнях и встал на верхнюю палубу.

На короткий миг Ставин встретил взгляд комиссара и увидел в нем гнев. Кто-то или что-то на нижней палубе разозлило его. Но к моменту, когда сержант Свемир посмотрел не него, комиссар уже скрыл недовольство. Слегка улыбнувшись, он сказал:

— Надеюсь мой адъютант доказал свою состоятельность, сержант?

Свемир кивнул, потом подмигнул Ставину:

— Будьте спокойны, комиссар. Парнишка хорошо справился. Нужно что-то большее, чем кровь и сломанные кости, чтобы он занервничал. На самом деле нам всегда не хватает медиков, возможно с некоторой дополнительной подготовкой…

— Хорошая попытка, сержант, — ответил комиссар, — но Ставин неплохо справляется с обязанностями адъютанта.

«Правильно, — подумал Ставин — не утруждайтесь, спрашивая меня, что я думаю. Он говорит так, как будто меня здесь нет».

Ставин думал, что привык к невероятному высокомерию комиссара, но оно все еще раздражало его время от времени. Человек он был непостоянный, если не сказать больше. Время от времени он был удивительно дружелюбным, беспокоился почти, как родитель. В других был ледяным, абсолютно игнорируя чувства других.

И всё же, подумал Ставин, лучше быть адъютантом комиссара, чем чистить где-нибудь сортиры.

— А что насчет этих людей? — спросил Кариф. Он окинул взглядом обмотанных бинтами солдат, лежащих на полу. — На скольких мы можем рассчитывать, если в Наличе примем бой?

Лицо Свемира потемнело:

— Эти люди тяжело ранены, комиссар. — сказал он. — Полковнику Кабанову я отправлю настоятельные рекомендации не привлекать их к сражению. Если их раны снова откроются…

— Понятно. — сказал комиссар. — Однако, иногда даже раненые должны сражаться. Будем надеяться, что город будет в безопасности ко времени нашего прибытия.

Неожиданно транспорт сильно вздрогнул, почти сбив комиссара с ног. Его рука поймала железные перила вверху лестницы, это спасло его от падения. Некоторые раненые застонали, когда из кровати подпрыгнули.

— Мы остановились. — сказал Свемир. — Наверное что-то случилось. Мы не могли еще добраться до Налича.

Комиссар поднял руку, призывая к тишине, а другой нажал на вокс-затычку в ухе. Его глаза расширились:

— Ставин, заканчивай тут. Мы возвращаемся на Химеру полковника.

Ставин кивнул и поднялся на ноги.

— Что происходит, комиссар? — спросил сержант Свемир.

Кариф уже спустился на половину лестницы, его сапоги лязгали по металу, но он остановился, когда его голова еще не скрылась за палубой.

— Контакт, сержант. — сказал он. — Водитель полковника только что увидел выстрелы лазганов в лесу по курсу.

Глава VI

Когда кабина Хмеры с грохотом открылась, Себастев ощутил кожей пронизывающий ночной ветер. Он натянул шарф на нос и вышел из кабины, под сапогами хрустнул снег. Лейтенант Курицын шел в шаге позади.

Затянувшие небо низкие облака быстро летели с юго-востока, поглощая сверкающие звезды. Цвет ландшафта сменился с лунно-серебристого на темный, ледово-синий. Поднялся резкий ветер, уносясь на северо-запад от залива Карссе.

Воздух был заполнен нетерпеливым рокотом замерших машин. По приказу полковника Кабанова Химеры выехали вперёд, организовав плотный клиновидный строй, нацелив автопушки и тяжёлые болтеры в ночь, готовые защищать более уязвимых Первопроходцев. Эти тяжелые машины выстроились в одну колонну позади Химер, как древко стрелы. Машины Даниккина были слабо бронированы и плохо вооружены. Они не были предназначены для ведения боя. Вместить как можно больше груза — вот их сильная сторона.