— Только Император может даровать вечное и неограниченное прощение, — бормочет позади меня писчий.
— Вы все слышали мое обещание, — говорит Полковник, заговорив впервые, с тех пор как мы покинули ангар шаттлов, — я даю вам последний шанс. Если вы умрете на службе, вы заслужили право на прощение. Это кое-что значит; это не просто слова. Ваше имя войдет в анналы Империума, как служащего Императору и исполнившего свой долг. Если мы знаем о ваших близких, то о детях смогут позаботиться в Схоле Прогениум. С вашими семьями свяжутся и расскажут об обстоятельствах смерти.
— А если не умру? — внезапно обеспокоенно спрашиваю я.
— Все умирают, лейтенант, — тихо произносит клерк за моей спиной. Я разворачиваюсь и смотрю на него.
— Рано или поздно, — добавляет он совершенно равнодушно. Я разворачиваюсь к Полковнику, чтобы потребовать ответа, почему он хочет нашей смерти, но он говорит первым.
— Это все, лейтенант Кейдж, — говорит он, не проявив ни одну эмоцию. Кипя внутри, я закрываю рот и отдаю салют.
— Клерикус Амадиель вызовет охрану, чтобы вернуть вас к вашим бойцам, — заканчивает Полковник, указывая на дверь рукой, слегка наклонив голову.
ЗВУК постоянной бомбардировки был монотонным и приглушенным стенами командного центра, он слышался как отдаленные глухие удары. Внутри операционной комнаты повсюду царил организованный хаос, писчие и тыловики бегали туда-сюда, разнося детальную информацию о последнем наступлении врага. В центре комнаты, среди рядов циферблатов и тактических дисплеев, гололитический проектор показывал схематичный рисунок крепости, красным мигали иконки, показывающие позиции вражеских укреплений. Синие символы представляли защитников, собравшихся на местах для отражения штурма. Два офицера стояли рядом с гололитом, великолепные в своих темно-синих сюртуках с золотым плетением. Один из них, с пятью гвоздиками командора-генерала на эполетах, указывал на область на юго-западе.
— Это похоже на отвлекающий маневр, — прокомментировал он своему приятелю офицеру, чьи ранговые отметки говорили о том, что он капитан, — верните бригаду эпсилон обратно на западные стены и нажмите 23-ей вдоль флангов.
Капитан подозвал писчего взмахом руки и короткими фразами передал приказ. С обеспокоенным лицом, он повернулся к своему седовласому старшему офицеру.
— Как мы можем продолжать сражаться, сэр? — спросил он, нервно постукивая пальцами по золоченой рукоятке меча, висящего на его левом бедре. — Их, кажется, бессчетное множество и они бросают тысячи просто чтобы проверить нашу реакцию.
— Не волнуйся, Джонатан, — уверил его командор-генерал, — помощь в пути и когда она прибудет, мы будем спасены.
— А что насчет другой проблемы? — возбужденно вопрошал капитан, его голос упал до напряженного шепота. — Что делать с врагом внутри?
— Здесь он только один из них, — таким же успокаивающим тоном ответил командор-генерал, — их поймают и уничтожат, и тогда эта маленькая угроза будет забыта. Ничто нас не остановит.
Глава четвертая
Предательство
+++ Операция Сбор вошла в заключительную стадию. Каков статус операции Новое Солнце? +++
+++ Новое Солнце вошло в основную фазу. Операция Сбор должна быть завершена как можно скорее, время не ждет. +++
+++ Мы со всей скоростью отправляемся к Новому Солнцу. +++
Я никогда раньше не видел Полковника таким злым. Я думал, что видел, как он бесится, но это было просто средненькое раздражение по сравнению с текущим спектаклем. Его глаза столь пронзительны, что могут проткнуть рокрит и его кожа почти побелела, его челюсть сжата так сильно, что я вижу, как дергаются мускулы на его щеках. Капитан Феррин тоже далеко не счастлив. Капитан корабля багровел и потел, нахмуренно глядя на Полковника. И я оказался в центре всего этого. Я просто докладывал о последней проверке запасов вооружения Полковнику, когда капитан вошел и сообщил ему, что мы меняем курс, чтобы ответить на общую тревогу. Полковник спокойно сказал, что мы никуда не летим, и чтобы он нас вернул на прежний курс, и затем все понеслось.
— Вы знаете мой обозначенный приказ, Полковник Шеффер, — шипит капитан, уперев на стол Полковника сжатые в кулак руки, его толстые плечи на одном уровне со щеками.
— Могу я напомнить вам, что это судно было прикомандировано для перевозок, капитан, — огрызается Шеффер, вставая из-за стола и подходя, чтобы взглянуть в иллюминатор.
— Это расценивается как высшее предательство, не ответить на сигнал общей тревоги, — кричит в ответ капитан, — сейчас нет чрезвычайной ситуации или приказа об отмене от вышестоящего офицера.
— Судно в моем распоряжении, — тихо произносит Полковник, и вот тогда я понимаю, что все становится по-настоящему опасным. Полковник был одним из тех, чей голос становится все тише, когда они оказываются на грани.
— И я даю вам приказ об отмене, капитан.
— Я все еще самый старший офицер на этом корабле, полковник, — отвечает ему капитан, натянуто выпрямляясь и сжимая-разжимая кулаки за спиной, — это под юрисдикцией флота. Я — командующий этим кораблем.
— У меня высшие полномочия! Вы знаете, о чем я говорю, капитан! — орет Полковник, повернувшись на пятках и встав перед Феррином. — Я отдаю вам прямой приказ, со всеми необходимыми полномочиями. Вы возвращаете нас обратно на изначальный курс к Тифон Прайм!
— Ваши полномочия не распространяются на "Военные Положения Флота", полковник, — покачав головой, отвечает капитан, — после того как мы доложим о выполнении своего долга на Крагмире, я вернусь к этому вопросу. И это — мое последнее слово. Если вам не нравится, можете выметаться через ближайший воздушный шлюз и лететь сами!
После этой бури капитан вылетает из кабинета, и хлопает за собой тяжелой дверью. Я не могу избавиться от картинки, как Полковник выстраивает нас в линеечку и, маршируя, мы уходим в воздушный шлюз, как и предложил Феррин. Он, возможно, достаточно безумен для такого. Полковник секунду выглядит так, словно кинется вслед за капитаном Феррином, затем немного успокаивается. Он глубоко вдыхает, поправляет шинель и разворачивается ко мне.
— Что у нас есть для холодных погодных условий, Кейдж? — внезапно спрашивает он. Я замешкался, сбитый с толку, и он указывает на инфопластину со списком инвентаря у меня в руке.
— Я… ы… зачем? — заикаюсь я, после чего немедленно получаю в ответ негодующий взгляд.
— Выметайся, Кейдж! — рявкает он на меня, забирает из руки инфопластину и отмахивается ею. Я спешно отдаю честь и пулей вылетаю за дверь, с радостью сбегая от Полковника, пока он в своем убийственном настроении.
ЕЩЕ две недели варп-снов закончились, когда нас выкинуло в систему Крагмир. Мы тут, чтобы драться с орками, сказал мне Полковник. К несчастью, это ледяной мир. Сомкнутый вечным ледниковым периодом, Крагмир представляет собой огромную тундру, с рыскающими снежными бурями, покрытую ледниками и зазубренными горными хребтами. Сражаться с орками и так сложно, но драться с ними в этих суровых условиях будет чертовски близко к безнадежному. Я дрался с орками раньше, когда группа работорговцев пыталась совершить набег на планету, где я стоял гарнизоном до того как попал в штрафники "Последнего шанса". Они были огромными зелеными монстрами, не особо выше человека, потому что постоянно сутулились, но по-настоящему широкие и мускулистые, с длинными, словно обезьяньими руками. Своими массивными челюстями они могли откусить тебе голову, впрочем, как и оторвать ее острыми когтями. У них также были достаточно хорошие пушки, хотя их броня обычно ни черта не стоила.
Опять же, им особо она была не нужна; они могли выжить после ранений, которые искалечили или убили бы человека. Я не знаю, как это им удается, но они вряд ли вообще истекают кровью, они, кажется, не особо замечают боль, и их можно было дырявить, бить и прошивать самым жестоким образом, и они все еще могли драться с почти полной эффективностью. Я видел воинов с грубой и легкой бионикой, огромные шипящие поршни в руках или ногах, которые на самом деле делали их сильнее, с пушками или клинками, встроенными в конечности. Не ошибетесь, сказав, что даже несколько орков это плохая новость и особенно — пара тысяч, сброшенная на Крагмир несколько недель тому назад.