Задница Святого Диаса, я схожу с ума. Весь мой скулеж о самоубийственных миссиях сдуло в сторону, я бы лучше был с полковником и занимался чем угодно, чем застрять здесь и медленно стареть, с мозгом, лезущим через уши. Решение крепнет. Еще месяц здесь, и я буду размазывать свое серое вещество на стенах этой ячейки, стоя над разодранным трупом Марна, крича и проклиная имя Шеффера от бездны Хаоса и обратно. Я должен выбраться из этой фраговой башни.

Восемнадцатый день, и мое отчаяние начинает расти. Прошлой ночью храп Марна сводил меня с ума. Я не могу спать при нем, даже загрузив себя теми двухчасовыми упражнениями, я устаю не до такой степени, чтобы отключиться. Я чувствую себя вялым, это бездействие медленно убивает меня. Если полковник придет за мной, в чем я начинаю сомневаться с каждым днем всё больше и больше, я буду дряблым, бесполезным куском грязи, а не худощавым здоровым солдатом, каким он привез меня сюда. Естественно, он не даст такому хорошему бойцу погибать впустую, как тут. Во всяком случае, Марн храпел, как клаксон, его дыхание эхом отражалось от стен, пробираясь через уши прямо в мозг. Я встал, и мои пальцы были в сантиметрах от его горла. Черт, он даже не ничего не поймет, когда мои костяшки разорвут ему горло прежде, чем он проснется. Я бы, вероятно, сделал ему одолжение. Должно быть, я стоял над ним в течение часа, борясь с желанием убить.

Я выплескиваю свой гнев на песок, набитый в спортивные груши, стучу кулаками в плохо дубленную кожу, чередуя в воображении волосатое лицо Марна и точеные черты лица полковника. Просто они и я, и я бью и бью, отрабатываю пинки и перекрестные удары, броски с переломами, удары, крушащие внутренние органы, удары ногами, которые врезаются людям в живот и разбивают ребра на дюжину осколков. Я представляю все это в воображении, и это легко, потому что я делал это с настоящими людьми и видел последствия. Я представляю текущую из ноздрей Марна кровь после моего удара локтем в нос. Я представляю полковника, у которого дыхание перехватило от удара моей левой руки прямо в его брюхо. Снова и снова наказываю их кулаками и ногами, так что даже мои мозолистые пальцы кровоточат, толстая кожа стерлась об неуклюже сделанную грушу. Пот льется с меня ручьями, чувствую, как он катится сзади, разбрызгиваясь вокруг меня, когда я колочу Марна прямо в его мохнатые брови. Сердца стучит в груди, разгоняет кровь по всему телу, упиваясь уничтожением этих двух ненавистных мне мужчин.

Вдруг я осознаю, что кто-то стоит за моей спиной. Я разворачиваюсь, поднимаю кулаки. Это другой заключенный, я, конечно, видел его здесь каждый день, но не знаю его имени. Марн — единственный человек здесь, имя которого я знаю. Этот немного выше меня, с мышцами, выпирающими из-под его рваного жилета, словно валуны. Выглядит так, будто он вырезан из камня, а не вырос. На лысой голове — татуировка в виде синего огня, такая же на массивных мышцах груди и бицепсах.

«Ты тут уже долго. Моя очередь, пехтура» — говорит он, кивая на окровавленную грушу. "Я думаю, она уже осознала, что не нравится тебе»

«Я тут еще не закончил» — огрызаюсь и разворачиваюсь обратно на позицию.

«Тебя забыл спросить» — лает он, толкая меня в сторону, чуть не сбивая с ног.

«Свали на фраг, или я тебя урою» — предупреждаю я, выпрямляясь.

«Иди играть с другими, красавчик» — и смеется.

Он перестает смеяться, когда растопыренные пальцы моей правой рукой впиваются ему в глотку. Он отступает, и я сразу продолжаю, нанося хук слева в челюсть, и лицо его уже покраснело от удушья, а затем ловлю его подбородок правой рукой. Я слышу крики вокруг меня, но не вслушиваюсь, вместо этого фокусируюсь на сволочи прямо передо мной. Он остервенело молотит меня, заставляя поднырнуть, и, когда я поднялся, мой правый кулак врезается ему прямо в нос, разрывая ноздрю и разбивая хрящ. Он отступает к голой каменной стене, и я скорее чувствую, чем вижу, что заключенные и охранники собираются вокруг нас. Зов крови в моих ушах затмевает их рев.

Закрученный удар в диафрагму отбрасывает его к стене, где он пристал ко мне, и я вкладываю весь свой вес в следующий удар, пришедший ему между глаз и разбивающий голову о неумолимый камень, оставляющий за собой кровавое пятно, когда он валится набок.

«Хватит уже» — слышу я и рука охранника в перчатке хватает мое запястье. С помощью простого поворота рук я захватываю его локоть, даже не оборачиваясь, а каблук моего левого ботинка снова бьет заключенного, давя его челюсти и щеки, вдавливая голову в стену еще и еще. Он повалился на пол, и я припечатываю его по шее, чувствуя, что спинной хребет трескается, как веточка. Потом что-то твердое бьет меня сзади по шее, заставляя упасть на колени. Я вижу дубинку напротив и чувствую лбом острую боль, прежде чем упасть без чувств.

Я снова вытянулся напротив губернатора, шишка на лбу размером с Терру, и до сих пор я чувствую себя неважно. Тут со мной на этот раз шесть вооруженный парней, полагаю, губернатор не хотел рисковать.

«Уверен, мне не нужно рассказывать вам, что такое поведение совершенно неприемлемо, совершенно неуместно на военном объекте, будь то гарнизон или тюрьма» — говорит он мне.

«Я хорошо понимаю давление, возложенное на наших заключенных, а также то, что иногда оно приводит к взрыву. В самом деле, с учетом нашего «населения», я ожидаю случаи такого рода время от времени. У нас здесь содержатся высококвалифицированные агрессивные солдаты, и взрыватель может быть очень коротким, если не будет выхода профессиональной злобы. В большинстве случаев я мягкий и понимающий»

«Это дико широкий кругозор, сэр» — говорю, подавляя желание почесать шишку на лбу.

«Однако» — Скандлегрист продолжает, хмурясь от досады — «Мы не можем терпеть смерть другого заключенного от вашей руки. Борьбу и драки я считаю неприятным, но необходимым злом для нормального функционирования. Убийства — нет. Убийства, хладнокровные или нет — не вариант, и пример приведен вами же»

«Это смешно» — фыркаю и зарабатываю еще один взгляд губернатора. «Меня учили убивать. И я это делаю. Что вы хотели? Это просто часть борьбы, разве нет?»

«Вы обучены воевать и убивать по приказу, Кейдж» — защелкал губернатор тюрьмы, стоя с перекошенным лицом. «Вас учили быть дисциплинированным убийцей, чтобы уничтожать врагов Императора в соответствии с приказами начальства. Вы не были обучены убивать каждого мужчину или женщину, которые с вами не согласны. Вы пересекли черту, Кейдж, и даже не заметили этого. Если я не могу убедить вас, вероятно, кнут может. Властью Имперского Комиссариата на этой планете, я назначаю вам две дюжины ударов, которые будут нанесены завтра перед завтраком на глазах других заключенных. Я мог бы, и это было бы по правилам, казнить вас за это отвратительное деяние, но, учитывая данные мне полковником Шеффером конкретные приказы, я не могу это сделать. Уведите его!»

Он разворачивается на каблуках и закладывает руки за спину, игнорируя меня, пока охрана хватает меня за руки и грубо выталкивает из комнаты.

«Костас будет доволен» — говорит один из них. Я помню это имя, это был охранник, который напал на меня в лифте.

Торжественное удары барабана эхом прокатываются по залу, в стенах которого собрались заключенные и охранники. С одной стороны, висит деревянная скамья с двумя цепями из толстых колец, губернатор рядом с ней. Двое охранников идут передо мной, четверо позади — мой экспорт. Под медленный марш мы пересекаем холл в такт барабану. Я смотрю в море лиц, не узнавая ни одно из них, они — просто пятно разноцветной плоти, сливающееся с серостью тюрьмы.

«Заключенный и эскорт, стой!» — командует губернатора, и голос его неожиданно громкий и сильный. Мы все остановились, одновременно лихо припечатав сапогами доски пола.