Они уже достигли угла перекрестка, когда Аронов резко присел. Себастев мгновенно замер. Быстрыми жестами большой разведчик показал, что впереди патруль. Из тумана показались три человека, вооруженные лазганами. Они двигались с юга на север по улице, пересекавшейся с их улицей. Жестами Аронов спросил у Себастева, что они будут делать дальше.

Мы не можем ждать пока они пройдут, подумал Себастев. Мы должны дойти до точки встречи до того, как взорвутся заряды, но, если мы нападем и позволим одному из них уйти — поднимется тревога и полковнику Кабанов встретит тяжелое сопротивление. Жесты Аронова стали настойчивее

Справится ли этот солдат? — гадал Себастев. — Справлюсь ли я?

Он принял решение. Показал три жеста: «убрать их».

— Ближе не надо, сержант — сказал полковник Кабанов водителю. — Уже видны фонари на окраинах. Еще ближе и нас выдаст звук двигателя. Лейтенант Курицы, прикажите остальным оставаться на позициях.

— Есть, сэр, — ответил Курицын. Он взял трубку с переговорного устройства на стене, оно было подключено к передатчику химеры. Настроив нужный канал, он сказал: «Командир — всем подразделениям. Сохраняйте позиции за гребнем. Приготовится выдвигаться по приказу полковника».

Химеры пятой роты замерли в снегу. Первопроходец стоял позади них, готовый выпустить груз жаждущих мести гвардейцев. У пятой роты просто не хватало ресурсов для атаки с разных направлений, поэтому Кабанов решил, что они пойдут клином через позиции повстанцев и атакуют их в городе. В конце концов, городской бой — это конек востроянцев.

— Будем надеяться, что капитан сможет облегчить наше продвижение. — сказал комиссар Кариф.

Полковник повернулся и посмотрел на него.

— Не переживайте на счет этого, комиссар. Эффективность действий капитана Себастева не подлежит сомнению. К моменту нашего подхода у этих мерзких повстанцев не будет ни одной рабочей единицы бронетехники на этой стороне реки. Зато их пехота даст нам серьёзный отпор.

— Вот, снова, полковник — сказал Кариф, — должное уважение к силе противника. Сильно контрастирует с мнением, которое доминировало в Саддисваре.

— Комиссар, это пропаганда двенадцатой армии, — ответил Кабанов. — Они заставили вас поверить, что мы сражаемся с полными идиотами. Я бы на вашем месте не сильно на это рассчитывал. Это конечно хорошо для морального духа, но величайшая ошибка, которую может допустить человек, это недооценить своего врага. Холод закалил народ Данниккина. Захваченный город впереди лучшее тому доказание. Они не ограничены какими-либо рамками чести и благородства. Они отчаянно борются. Это придает им сил. Возможно наше отчаяние сделает то же самое для нас.

— Возможно, — ответил Кариф, — но честь и благородство в итоге восторжествуют. Я ожидаю, что пятая рота будет блюсти оба эти принципа. Комиссар не может ожидать меньшего.

Полковник кивнул:

— Для солдат роты честь не пустое слово. За это вам не стоит волноваться. Но их выживание очень важно для будущего полка. Мне кажется, что иногда в нашем служении Императору честь нужно принести в жертву. Если бы в Коррисе мы служили чувству чести и долга капитана Себастева, пятая рота пала бы под орками. Вы и я были бы сейчас парой замерзших трупов. Несмотря ни на что капитан Себастев не нарушил бы приказ генерала Властана.

Кариф вспомнил разговор солдат в трюме Первопроходца.

— Именно поэтому вы решили остаться с нами, не так ли, полковник?! Благодаря вашей настойчивости в принятии командования на себя помогла сохранить роту и честь капитана, по крайней мере на тот момент.

— Это ваша трактовка события, комиссар, — раздраженно сказал полковник, — вы имеете на неё право. Но Даниккинская кампания не из простых. Кроме меня и еще пары людей не из двенадцатой армии, никто не представляет, что тут происходит. Я вам даже больше скажу: придется постараться, чтобы найти в анналах истории записи о более тяжелых днях, чем нынешние.

Полковник Кабанов крепко сжал кулаки и продолжил.

— История полка писалась непрерывно на протяжении тысяч лет. Несмотря на любые потери и поражения, о которых никто не упоминал, всегда оставались выжившие, те из кого полк восстанавливался. Но Данникийцы… их ненависть — сильная штука. Они не берут пленных, комиссар. Все противники их сепаратизма были сразу убиты. И мне кажется, что пятая рота — это единственное зерно, из которого полк сможет вырасти снова. Завтра мы или добудем еще одну победу или нарушим давнюю традицию.

Кариф тихо сидел, обдумывая слова полковника, а потом сказал.

— С вашего разрешения, полковник, я бы хотел, чтобы моему адъютанту выдали тяжелый болтер, когда мы войдем в город. Ему пригодится такой опыт, если он хочет стать хорошим солдатом и санитаром.

— Не возражаю. — ответил полковник. — Отправим его вперед. Сержант Самаров найдет ему хорошее применение.

Ставин явился сразу, как получил приказ. Кариф слышал, как сержант Самаров поприветствовал его, когда тот вошел в кабину водителя.

Лейтенант Курицын сидевший рядом с отцом Оловом, напротив Карифа вытащил из кармана шинели позолоченные часы и взглянул на циферблат.

— Святые, храните капитана. Сейчас он уже должен быть на восточном берегу. Скоро будет сигнал.

Из спутанной бороды отца Олова послышался загробный голос.

— Не беспокойтесь, лейтенант. Серая Леди присматривает за ним. Тебе это прекрасно известно. — он перевел взгляд на Карифа. — Святая Надалья, комиссар. Святая покровительница Вострои. Капитана защищает его вера, запомните мои слова.

Кариф ухмыльнулся в ответ и сказал: «Я знаю, кто она, святой отец, но ваши слова напомнили мне об одной вещи, которую я хотел обсудить с вами. Надеюсь вы не сочтете это дерзостью с моей стороны».

— Значит это будет какая-то дерзость, — буркнул в ответ священник, — но продолжайте, комиссар.

Борода Олова была такой длинной, что доставала до ремня. Рядом с ним стояли кожаные ножны с его любимым оружием — потрошитель, цепной меч, которым пользовались многие священники на поле боя. Годы тренировок и боевая закалка дали священнику физическую мощь. Кариф заметил толстые мышцы под одеждами Олова.

— Признаться, я чувствую определённое родство с вами, святой отец. — сказал Кариф. — Мы с вами оба служители Империи. Да, у нас разные роли, но я надеюсь вы тоже чувствуете некоторое единение. Где-то в глубине.

— Говори уже. — громыхнул Олов.

Кариф снова для себя отметил, что востроянцы легко раздражимы. Ему постоянно приходилось намекать себе, что это общая черта, как для офицеров, так и для служителей экклизиархии. Подавив возмущение Кариф сказал:

— Хорошо. Я бы хотел провести чтение для солдат перед предстоящим боем. Уверен, я смогу укрепить их дух и передать им немного божественной силы. Вы не против, святой отец?

Олов нахмурил брови.

— Я справлюсь с чтением, комиссар. Возможно вам не разъяснили это достаточно хорошо. Я делал это для них почти одиннадцать лет.

И судя по тому, что я слышал вы здорово портачите, подумал Кариф. Септология Гестора? Может она и одобрена официально Министорумом, но писал книгу определенно безумец. Настало время полку услышать достойные слова, которые поведут их в бой.

Кариф подумал, что будет лучше не упоминать разговор с капитаном Себастевым, в котором он попросил его занять место отца Олова. Поверил бы ему в этом случае проповедник?

Вместо этого Кариф сказал:

— Этой роте повезло, что у них есть вы, отец Олов, и они это хорошо знают. Но так как я прибыл недавно, то мне хотелось бы упрочить свое место среди солдат, дать им привыкнуть ко мне.

Сидевший возле водительского отсека полковник Кабанов добавил:

— В этом есть логика, комиссар, но решение принимать вам, отец Олов. Вы бы не хотели дать шанс нашему новому комиссару?

Если на святого отца и подействовали слова полковника, то он не подал виду.

— Что вы будете читать, комиссар? — спросил он все еще хмурясь.