Еретики волокли его вниз по каменной лестнице, пролет за пролетом — все время вниз, и Штель подумал, что его несут на другой уровень улья. Когда они вышли на другую улицу, предатели на секунду отпустили Штеля, и он упал, притворившись, что не может стоять на ногах, и одновременно успел незаметно оглядеться вокруг.
Он увидел огромные башни, укрепления и широкие мосты изо льда.
Воздух был не просто холодным — казалось, невидимые кинжалы вонзаются в кости Штеля. Полковник жалел, что его шинель так разорвана, хотя и подозревал, что даже она не защитила бы его от холода. Он знал, что такое природный, естественный холод, а здесь было что-то другое. Предатели же, напротив, казалось, чувствовали себя прекрасно в своих мундирах и бронежилетах.
Они потащили его в ворота в передней части дворца. Когда они подошли ближе к дворцу, Штель увидел, что белая поверхность стен на самом деле полупрозрачна, и во льду видны прожилки знакомой пурпурной плесени.
Ворота дворца охраняли четверо гвардейцев-предателей, вход закрывала тяжелая опускная решетка, тоже ледяная. Штель вспомнил самоуверенные слова Баррески в лесу: «Дайте мне пару огнеметов, и я гарантирую вам, через десять минут здесь ничего не останется». Если бы это было так просто…
По пути сюда Штель видел еще не менее двух сотен еретиков, многие из которых присоединились к тащившим его во дворец, желая разделить с ними эту победу. Штель понимал, что валхалльцы не смогут пробиться сюда через такую толпу врагов. В лучшем случае его товарищи смогут отвлечь внимание предателей снаружи дворца.
Остальное придется делать ему самому.
ПОЖАР НИКОГДА не чувствовал себя менее спокойно.
Мутанты предложили ему и его товарищам места для отдыха, которые они приняли, и еду, от которой они отказались. Гавотский предложил Грейлу и Пожару поспать, пока они с Блонским будут охранять. Грейл кивнул и задремал, но Пожар не мог спать.
Большинство мутантов держались подальше от своих гостей, или из уважения к их чувствам, или опасаясь снова вызвать их гнев. Однако, самый мутировавший из них, тот, кто говорил с ними раньше, снова подошел к ним и сказал, что у него плохие новости.
— Ваш командир… захвачен в плен, — прохрипел мутант. — Он сражался… хорошо, но его врагом был… космодесантник Хаоса. Но мы нашли ваших… оставшихся товарищей… Ведем их сюда.
Кроме Толленберга, никто из мутантов не называл своего имени. Пожар сомневался, есть ли у них вообще имена. Возможно, они считали себя недостойными носить имя, думали о себе так же, как и он — как о всего лишь монстрах.
— Значит, полковник Штель не убит? — уточнил Гавотский.
— Они несут его… в Ледяной Дворец, — сказал мутант. — К Мангеллану.
— Тогда мы еще можем спасти его, — сказал Гавотский. — Если вы сможете сделать то, о чем говорили, если проведете нас в Ледяной Дворец, мы спасем полковника и исповедника Воллькендена. Но надо спешить. У нас осталось меньше четырнадцати часов.
Мутант кивнул своей лохматой головой и ушел.
Блонский пронаблюдал за ним, содрогнувшись от отвращения.
— Они обманывают сами себя, — прошептал он, — или лгут нам. Если вера человека сильна, он может сопротивляться скверне Хаоса, так учит нас Император. Если эти несчастные мутировали…
— Но они борются со скверной! — воскликнул Пожар.
— Слишком поздно, — Блонский повернулся к Гавотскому. — Мы не можем доверять им, сержант. Мы не знаем, что они сделали, чтобы заслужить такое, не знаем, были они предателями, трусами или просто слабаками. Но что бы это ни было, они уже потеряны. Если даже они искренни в своих намерениях, они не смогут очиститься от своих грехов. Рано или поздно, Хаос возьмет их души — и когда это случится, они обратятся против нас.
Гавотский только кивнул.
— Я знаю, — сказал он.
И его слова, как удар ножа, вонзились в сердце Пожара.
ВНУТРЕННИЕ ПОМЕЩЕНИЯ Ледяного Дворца были не менее впечатляющими, чем вид снаружи — и столь же хорошо охранялись. Штеля провели по огромному коридору, охраняемому, казалось, легионами гвардейцев-предателей, разумеется, ледяному, но богато украшенному бархатными коврами и драпировками.
Коридор был уставлен искусно сделанными ледяными скульптурами, обладавшими некоей красотой, мягким и словно волшебным внутренним светом — пока Штель не разглядел их искаженные демонические черты. Ледяная лестница изящно изгибалась, поднимаясь к балконам и балюстрадам следующего этажа. Штеля протащили мимо, в маленький темный закоулок и провели в почти незаметную дверь.
За ней ступени — каменные ступени — вели вниз, в гнетущий мрак. Там едва хватало пространства, чтобы пройти одному человеку, и Штеля поставили на ноги и толкнули в спину стволом лазгана, заставляя идти вперед, один предатель шел впереди него, другой — позади.
Вокруг были стены из грубо обработанного камня, освещаемые только фонарями предателей. Штель слышал, как капли падают на каменный пол, звук их падения разносился эхом, и даже Штель не мог определить, откуда он раздается. Могло показаться, что он попал в самые глубины подулья, если бы полковник не знал, что они все еще не спустились под землю. Пещера, казалось, была естественного происхождения, но Штель подозревал, что если бы он мог осмотреть ее бионическим глазом, то разглядел бы явные знаки того, что она сделана людьми.
Казалось, Мангеллан решил дополнить великолепие своего ледяного замка традиционными темницами под ним.
Ступени были покрыты пурпурной плесенью, некоторые из них из-за этого стали опасно скользкими. Штель специально поскользнулся и упал назад, застав врасплох шедших вплотную за ним предателей, и опрокинув их, как ряд домино. Трое еретиков с воплем сорвались с лестницы и полетели на каменный пол внизу, разбившись насмерть. Это хоть и не облегчило положение полковника — новые предатели встали на место погибших и вцепились в Штеля, заставляя его идти вперед — но вызвало у него улыбку.
В стенах пещеры были толстые железные двери. Они располагались в темных закоулках, кренясь под странными углами. Штель почувствовал, что его сердце забилось сильнее при мысли о том, что за одной из этих дверей может быть исповедник Воллькенден. Штелю хотелось позвать его, но он отбросил это побуждение. Он не хотел раскрывать карты, считая, что лучше выждать более благоприятного случая, и продолжать притворяться, что он всего лишь сломленный пленник. Тем более что притворяться было не так уж трудно.
Одна из дверей была открыта, и Штеля толкнули в нее. Он оказался в каменном мешке без окон, размером не более полутора метров и в ширину и в высоту. Пришлось согнуться, чтобы не биться головой о потолок, здесь не было даже места, чтобы нормально лечь.
В одну стену камеры было вделано прочное металлическое кольцо, с него свисало множество цепей. Двое предателей, удерживая Штеля за плечи, пригнули его к полу и быстро связали цепями, пропустив их через кольцо четыре или пять раз, и скрепив тяжелым висячим замком. Когда они закончили, Штель был так крепко связан, что не мог ни сесть, ни встать, его тело было зафиксировано в болезненном и неестественном сгорбленном положении: это была месть предателей за происшествие на ступеньках.
Они ушли, забрав свои фонари с собой. После того, как дверь с лязгом закрылась, Штель оказался в непроницаемой тьме. Он попытался переключиться на инфракрасное зрение, но бионический глаз еще не функционировал. По показаниям аугметики, цикл саморемонта должен был завершиться через тридцать пять секунд.
Спустя десять минут отсчет все еще стоял на цифре в тридцать пять секунд.
ЛЕДЯНЫЕ ВОИНЫ снова шли по туннелям канализации, и, несмотря на окружающее зловоние, Пожар был рад, что выбрался из той часовни. Он не чувствовал там ни малейшего следа присутствия Императора. Он ощущал себя чужим в чужом месте.
В отделении снова было восемь солдат. Баррески, Палинев и Михалев спустились в канализацию через люк, и Гавотский объяснил им ситуацию, сообщив подробности невероятного союза с мутантами. Баррески, казалось, был испуган, но держал свое мнение при себе. Михалев, однако, неожиданно поддержал сержанта.